Быль про Папу, Хому…

Быль про Папу, Хому, ростовских девок, ворованные розы, красный Икарус и троллейбусный талончик

Опус Александра Павловича Тупицы

Страшно хотелось есть… Неимоверно!!!

Я возлежал на моей девичьей постели в келье на 12-м этаже Монастыря-на-Варвашени и перебирал перспективы ближайшего будущего. Они были туманны и радостей не сулили.

Сознанием моим владели видения серых зраз с яйцом из близлежащей кулинарии и жареной мойвы с трехлитровой банкой пива из находящегося в шаговой доступности Дна-Булдыря-Реанимации, как именовалась в народе стекляшка, манящая запахом упомянутой мойвы из-за трамвайных путей. Преградой для достижения вышеперечисленных благ являлось отсутствие (от слова «совсем») презренного металла. Результат усиленных поисков вариантов добывания оного свидетельствовал либо об ослабленных умственных моих способностях, либо об общем кризисе кредитной системы на текущий момент. То есть — взять негде. Я как-то совсем скис и уже подумывал смириться с нелегкой долей, НО! Дверь в келью распахнулась, на пороге возник Хома. Надо отвлечься и сказать, что Хома — самый позитивный из всей нашей разнопестрой кодлы соратников, поэтому я, в принципе, всегда рад его появлению. Но реальность оказалась еще ярче. Хома, несмотря на все его многочисленные достоинства, таки задал достаточно бестактный вопрос. «Палыч, — вопросил он, — Ты есть хочешь?» Я сначала даже хотел обидеться (а на Хому невозможно обижаться). Но. видимо, в глазах Хомы вопрос выглядел риторическим, поэтому, не дождавшись моего мнения на сей предмет, Хома скомандовал: «Собирайся! Подробности по дороге.»

Порой Хома бывает страшно убедителен, поэтому я не пытался делать вид, что имею собственное мнение на предмет «собирайся». Сработали, опять же, мои чаяния на некоторое улучшение текущей ситуации. Грубо говоря, я сказал себе: «Палыч, хуже точно не будет.» И я засобирался. Единственная скудная инфа, полученная от моего спасителя — дескать, будут кормить. Мелькнула опасливая мыслишка, «а что за это надо будет делать?», но я ее отмел, как неактуальную. Хома брызнул очередной щедрой порцией информации, что указанная кормежка будет иметь место в приличном месте (рассматривались два варианта — «Юлька» или «Планета»(имеются в виду гостиницы «Юбилейная» и «Планета» на тогдашнем проспекте Машерова, а точнее, их рестораны)), поэтому у меня мелькнула краткая мысль, что жизнь имеет свойство иногда налаживаться. Хотя. откровенно говоря, я был бы счастлив посетить и столовую хладокомбината — лишь бы с котлетами и супом. Мой воспаленный отсутствием белков и углеводов мозг сменил картинки незатейливой закуски на более изысканные натюрморты. Потеряв чувство реальности совсем, я даже представил себе котлету по-киевски, но окрик моего ведущего вернул меня к действительности.

Поскольку происходящее должно было повысить мой социальный статус, я осуществил несложный выбор чего почище и поприличнее из скудного запаса одежды и обуви. И был готов к поездке. В туалет перед дорогой не надо было, поскольку нечем.

Лифт в Монастыре ехал долго, но сетовал я молча, боясь разрушить хрупкую надежду на салат оливье. Мы выскочили из родной ночлежки и ломанули к остановке общественного транспорта, Хома задавал направление, я упорно следовал заданному маршруту, не докучая лидеру нашей двойки лишними расспросами. Когда мы поднялись в троллейбус, выяснилось, что у Хомы, помимо кучи достоинств (как, например, располагающая внешность, на которую противоположный пол валил косяками, тонкого юмора и отлично подвешенной метлы), есть передо мной еще одно преимущество: у него был талончик на троллейбус! Я подобными авуарами похвастать не мог. Но отметил про себя, что Хома еще и очень рачительный хозяин своего имущества, так как степень чистоты и прозрачности талончика свидетельствовала о том, что указанный проездной документ был напечатан типографией «Красный Октябрь» задолго до монетарной реформы 1961 года. Видимо Хома прикупил этот талон еще когда поступил в ИнЯз и не пристрастился к посещению питейных заведений на деньги родителей, выданные сыну на учебу. Мои попытки завладеть вышеуказанным сокровищем носили характер ненавязчивый и вялый, поскольку я четко осознавал, что могу быстро оказаться в исходной ситуации там, где меня подобрал недавно Сергей Иваныч. Хотя — я пытался польстить себе мыслью, что если меня взяли, то я чем-то буду полезен в задуманном моими потенциальными собутыльниками предприятии (я успел выдавить из Хомы, что в конечной точке маршрута ожидает Папо с некими телками и мы будем не только есть, но и выпивать). Поэтому я зашкерился в угол троллейбуса, делая вид, что я никуда не еду, что меня вообще здесь нет, что это вообще не я. В общем, поездка зайцем напрягала не сильно, не считая периодических испугов в момент захода в транспортное средство незнакомых людей на остановках, поскольку была далеко не первой. Да и после рассаживания пассажиров по положенным местам и отсутствия путешествующих лиц, заинтересованных степенью законности моего передвижения, я успокаивался и переключался на приятные мысли о грядущем ублажении страдающей утробы. Мучила не совесть из-за неуплаты в бюджет государства положенной суммы — пугала опасность крушения планов и потери возможности выпить-закусить. Опять же я заметил, что Сергей Иваныч тоже не спешит погасить заветный проездной документ, видимо планируя сохранить его в девственном виде до зрелых лет с тем, чтобы потом оставить его потенциальным внукам в наследство в урочный час, т.е. когда они в свою очередь поступят в институт.

Где-то остановки за две до искомого пункта высадки горизонт начал отсвечивать красным. Меня стало разбирать любопытство, мое нетерпение разительно усилилось, я почти забыл, что нахожусь на борту транспортного средства незаконно. По мере приближения к заветной точке степень покраснения небосклона усиливалась и метров за сто до искомого пункта сквозь мутное стекло троллейбуса я увидел Папу в окружении сонма девиц, степень привлекательности которых определить было трудно по двум причинам: во-вторых — было еще далековато, а во-первых — я, как подчеркивалось ранее неоднократно, был не на шутку встревожен уровнем мастерства поваров, ваяющих кулинарные шедевры на кухнях вышеупомянутых точек общепита. Т.е. мне в тот момент было еще абсолютно поровну, как выглядят представительницы угощающей стороны. Это — потом. Их время еще не пришло.

Так вот: на пересечении Парковой и Немиги (не уверен, что тогда эти городские артерии так назывались) стоял Папо и держал в руках БУКЕТ из красных роз. Собственно, это и являлось причиной нездоровой красноты окружающей среды. Розы были замечательные, на Комаровке такие купить сложно и дорого, не говоря уже о том, что бесплатно взять невозможно. Опять же — мне не надо было просматривать биржевые ведомости, чтобы прояснить для себя состояние финансов Георгия. С этим все было ясно давно и всегда. Папо рассыпал юмор, втягивал живот и расправлял плечи, пытаясь таким нехитрым способом казаться выше, улыбался во весь хохотальник, блистал зарождающейся лысиной, всем своим видом пытаясь убедить принимающую сторону, что они не прогадали, остановив на нем свой выбор. При этом он периодически нервно оглядывался, как бы предвидя некую нежданную опасность с неожиданной стороны. И пазл сложился! В газетах об этом не писали, но, подозреваю, что на клумбе близлежащего райкома КПСС сей день не досчитались некоего немалого количества алых (как знамя Революции) роз. И я вдруг понял с абсолютной ясностью, что перспектива быть взятым за причинное место из-за неимения документа, дающего право на передвижение в городском транспорте — детский лепет, по сравнению с перспективой загреметь по политической статье с последующим перемещением на южный берег Северного Ледовитого океана. (Мы тогда еще жили в стране, омываемой как минимум двумя океанами.)

To be continued…