«Только для служебного пользования». Часть вторая

Продолжение историй из институтской жизни

 

Однажды переводчики видели, как Иван Николаевич Лукашевич
тащил в иняз пулемет, но, судя по всему, Машкина отговорила.
(Из преданий переводческого факультета)

Гораздо лучше последовать примеру Ивана Николаевича Лукашевича, который в свое время не пошел распределяться по военке, а отдал себя благородному делу воспитания детей (в том числе и нас). И жена его тоже детей воспитывает. Нам Иван Николаевич об этом рассказывал:

— Вот моя жена работает в группе продленного дня младших классов. Однажды она попросила детей не выражать сильно эмоции, а потом спросила одного ученика: «Витя, ты написал?». Так вы знаете, что он ответил? «А нах.. мне это нужно? Жена говорит: «Витя, не ругайся!» — «Я не ругаюсь! Ну нах.. мне это нужно?» Представляете, а потом такой студент придет в наш институт? (И, я думаю, он уже пришел! Где-то я его видел…)

…Время идет и мы любим Ивана Николаевича с каждым годом всё больше и больше. И он нас тоже. И, когда он говорит, что «этот Леснов убьет меня когда-нибудь», не верьте ему! Лучше посмотрите на Ивана Николаевича, как он умиленно говорит, глядя на Стаина: «Тише, Стаин!… Балдеет Стаин!».

Или еще одно доказательство: как-то раз Иван Николаевич тихонько подкрался к что-то увлеченно пишущему Негрееву и забрал у него тетрадь, а потом прочитал всем вслух: «Иван Николаевич is the best grammarian in the world!» — вот какую крамолу писал иногда Негреев…

Мы всегда помогали Ивану Николаевичу всем, чем могли, например, советами — Лукашевич, взглянув на руку:

— Опять часы стали! Ну что с ними делать?

32-я группа понеслась:

— Положить между двумя камнями.

— Иван Николаевич, вы когда-нибудь опоздаете на важное собрание и в сердцах их о стену!

— Или они звонить начнут.

… помогаем подсказками:

Лукашевич:

— Леснов, вот раньше соображали на троих. А как сейчас?

— А сейчас пьют всем факультетом вместе с преподавателями.

… поправляем его, когда И.Н. ошибается:

— Читайте, следующий! Леснов! Нет, этот, как его … Асмыкович!

Асмыкович возмущается:

— Почему «его»? Он сам по себе, я — сам по себе.

… добавляем то, что И.Н. недосказывает:

Лукашевич:

— Кнута бы вам, Мостицкий!

— А потом большого пряника.

… не мешаем, когда он занят:

Лукашевич:

— Я забираю свои книги и ухожу.

— Мы тоже уходим — в столовую!

— Ну ладно, идите, только тихо!

… уточняем некоторые моменты:

— Какой-то народ пошел бездеятельный. Не знаю даже как назвать…

Мостицкий:

— Пездельники?

… иногда спорим:

Иван Николаевич:

— После союза when нельзя употреблять Perfect Tense.

Мищенко:

— Ну почему? Я же ведь отлично употребил!

Лукашевич:

— Негреев, что самое мягкое на свете?

Негреев:

— Подушка!

— Нет, рука.

— Ну да! Она ж костлявая.

… а еще жалуемся, когда нас обижают:

Леснов по-детски:

— Иван Николаевич, а Мостицкий мне фиги показывает!

Ну а кому показывать? Не Лукашевичу же! Да и быть такого не могло — разве станет воспитанный человек Леснову фиги показывать? Вдобавок ко всему Иван Николаевич питал к нам отцовскую любовь. Он подмечал, как мы внешне меняемся: «Леснов, я гляжу у вас от смеха лысина появляется!», заботился о нашем музыкальном воспитании. Всучивая какие-то билеты:

— Это очень интересно! Советую сходить.

— А сколько стоит билет в этот музпросвет?

— Пять рублей.

— А почему так дорого? Почти как входной билет в бар!

— Мостицкий…

— А зачем мне этот билет? У меня дома пластинка с Моцартом есть.

— А бутылки с этикеткой у вас дома нет?

Иван Николаевич одергивает, когда необходимо:

— Паша, не вставляйте палки нам в колеса. Переводите!

А мы:

— Вставь, Паша, палку.

— Поставь!

— Паша, все ждут от тебя палки.

Не забывает он и поделиться горестями:

— Что делать — не знаю? Не открывается замок деканата.

А через пять минут 32-ая группа рассказывала всем о том, что «ограбили деканат, унесли все закладные, что шестерки нанесли за два года».

Такой уж он, Иван Николаевич, человек, не может он спокойно сидеть, когда рядом кто-то без работы ходит. Он всегда нас поддержит и рекомендует куда надо:

— Асмыкович, нахал! Чем он занимается! — характеристику на Леснова пишет, в генералы производит!

— За границу рекомендует.

— За рубеж… института.

Вот так мы и живем. Асмыкович где-то раздобыл «бескрайний стакан» и сейчас по вечерам иногда просит: «Налей в мой стакан без края!». Стану я, конечно, наливать в такой стакан, куда мое войдет, и еще сверх того… Временами занимаемся переводом:

Позюбанова:

— Корневич, как по-английски будет «враждебные силы?»

 

Корневич:

— Hostile horses.

Хорошо, что не Crazy Horses.

Позюбанова:

— Леснов, переводите…

— Э-э, Европейская федерация … производителей.

Леснов явно забыл еще «быков-» добавить.

Случается, что планируем разные провокации. Из беседы с Позюбановой об иностранных провокациях. Спрашиваю:

— А если спровоцировать наших англичан-стажеров, их могут осудить?

Ну жди, Мостицкий, осудят! И тебя вместе с ними.

По-прежнему идут лекции. На лексикологии Суша проверяет конспекты. Подходит к Негрееву, у которого нет оного:

— Ваша фамилия?

— Негреев. Через «е», — любезно добавляет тот.

А Мостицкий не преминул доложить:

— От слова «негр»!

И вообще, чего только не услышишь в институте! Особенно, в 32-ой группе:

«Это — определение, выраженное сказуемым» (Мищенко на семинаре по сравнительной грамматике).

Тот же Мищенко про английских студентов:

«А вот у них — сидят на подоконниках, кофе курят!»

Не молчат и преподаватели:

«Рано иди поздно все переводчики попадáют в школу». (Ратников)

Хотя можно ударение и переставить: тогда переводчики «попáдают в школу».

Позюбанова:

«Поскольку язык очень аналитичен, он еще и очень экспрессивен».

«Давайте не будем так далеко залетать!» (Ну а зачем же тогда человеку крылья даны?)

Или вот еще небольшой отрывок из приятной беседы Позюбановой с Корневичем, в которую кто-то вмешался.

Позюбанова:

— Whom do you take after in your family?

— На соседа!

А как дела обстоят сейчас? Негреев ушел в личную жизнь и до сих пор еще не вернулся. Кондора подвесил трехсотваттную лампочку на подоконнике, и сейчас пьяные переводчики ночью не заблудятся, приползут к своему общежитию — маяк виден далеко. Вот только не мешало бы ввернуть другую лампочку — красную. Стаин живет себе в своем «центе» недалеко от «доллара». О нем, к сожалению, ничего не слышно. Корневич, как и раньше, занимается спортом, хоккеем, бабами и курит к тому же, а ведь Минздрав предупреждал… Асмыкович — двуликий Янус (комсорг и староста в одном лице) после своего двадцатилетия заметно повзрослел, а, может, и наоборот. Шаршаков обитает на верхних этажах и лишь иногда снизоходит к нам. Папо занимается воспитанием дочки (или наоборот).

Лишь один Мищенко, как был в году активен, так и сейчас не сидится ему, словно… Нет, надо, наверное, еще пару слов о нем сказать. Итак, Мищенко — это настоящий и единственный переводчик Pigeon-English (пиджн-инглиша). А его переводы — это достояние мировой литературы. Судите сами:

«К тому времени, когда Ленни вернулся домой, Мейбл стала здоровой восемнадцатилетней девушкой». — By the time Lenny returned home, Mable had become eighty-year-old girl.

Константин считает, что главное для переводчика — переводить. Что — не важно! Главное — переводить. Будь то пиво или чернило. В конце концов, конечная задача любого переводчика состоит в том, чтобы всё перевести. Или, скажем прямо, извести. Костя прав? Конечно, прав! Он даже самого секретаря партбюро через дверь кой-куда послал, когда тот однажды отважился побеспокоить его в общежитии.

Обобщая всё, я хочу лишь повторить слова Дмитрия Дмитриевича Козикиса, сказанные им на комсомольском собрании нашего факультета:

«К сожалению, моральный облик студента-переводчика положителен».

И доказательство этому — Бурденков. Однажды он мне сказал:

«Мостицкий, я тебя заложил в деканат! Я говорю тебе об этом открыто!»

Новогрудок — Минск
Февраль — март 1983 года
v. 3.31

Ист.